Революционные события смутного времени начала XVII века создали в трагических переживаниях того исторического момента новый поток легенд о Сергии, как "патроне" русской земли. Культ исключительно распространенного его почитания настолько импонировал тогда появившимся в Москве немцам, что они называли его "бог Сергий". Не мог не явиться этот поток легенд потому, что ход событии вовлек Троицкий монастырь в самый водоворот смуты и польской интервенции, из которых он вышел победителем. "Курятник" и "воронье гнездо", как презрительно называли его тушинцы и поляки, геройски выдержал шестнадцатимесячную осаду Сапеги (1608-1610), несмотря на кровавые штурмы и тесную блокаду, и задержал успех интервентов, численно превосходивших осажденный гарнизон в несколько раз. Твердыня троицких укреплений, снабженных вместе с огнестрельным оружием и примитивными средствами защиты ("железный чеснок", топленая смола и пр.), поборола врагов подъемом патриотизма своих борцов и защитников, отстаивавших русское дело. Безусловная заслуга перед страной, но не единственно Троицкого монастыря, а русского народа в лице монастырских слуг, крестьян и ратных людей под предводительством царских воевод. В "сказании" же Авраамия Палицына, троицкого келаря (1608-1620), весь успех борьбы отнесен, как обычно изображалось агилографами, к "чудесному" избавлению по молитвам к Сергию. По своим задачам сказание троицкого старца "есть духовно-историческая эпопея, которой главная видимая цель - прославление чудесного избавления лавры, и вообще России, | предстательством св. Сергия и Никона". Под этим углом он описывает все события и вводит агилграфический элемент в свое повествование с приемами книжного человека, стоявшего не ниже уровня современной образованности. Он знал церковную и гражданскую историю, священное писание, географию и отчасти историю философии. Но, видимо, не обладал поэтическим воображением' и в свое живо и интересно написанное сказание не o сумел влить ярких картин "знамений" и "видений" Сергия, как это потом сделал выступивший вслед за ним Симон Азарьин. Его легенды однообразны и кратки. Чаще всего изображает он Сергия в сонном видении осажденных и представляет его вечно бодрствующим защитником, который ободряет их, предупреждает о приступах неприятеля, помогает на вылазках, посылает в Москву вести царю Василию Шуйскому об истощении средств защиты и пр. В отношении к интервентам описывает "явление" Сергия, как устрашающие их знамения, что монастырь находится под его охраной. Продав из монастырских запасов в Москве двенадцать возов хлеба голодавшему населению, Палицын изображает это как "чудо" самого Сергия, доставлявшего хлеб невидимой силой. В "слове благодарственном Сергию и Никону" относит избавление страны от врагов всецело их предстательному (Сказание Авраамия Палицына).
Чаще других он ссылается на "видения" пономаря Иринарха. Нет ничего удивительного, что в обстановке длительной осады, когда нервы были потрясены до такой степени и когда подъем религиозного чувства и веры в заступничество Сергия достигал сильного напряжения, тогда выражался у пономаря в разных галлюцинациях. Древнерусские сказания о смутном времени XVII века насчитывают в себе немало подобных случаев. Например, видение нежегородца Григория о трехдневном посте и молитве, для умилостивления небес и прекращения Смуты, распространенное по многим городам, было принято за откровение, - люди молились и постились строго, "даже скоту не давали ясти", "младенцы серли с того поста"...
Получив свободу действия со снятием блокады. Троицкий монастырь развил активную деятельность на защиту общерусского дела. Снабжал царя Василия деньгами (всего свыше 20 тыс. рублей), затем помогал стесненной осадой Москве продовольствием, оружием и людьми, своими грамотами агитировал в Поволжье и других городах встать на защиту Родины от поляков...
В повествованиях Палицына, затем "Нового Летописца", составленного при патриаршем дворе около 1630 года, и, наконец троицкого келаря Симона Азарьина (1646-1653) эти события описаны с религиозной точки зрения и уснащены "чудесными видениями" Сергия, изображенного главным защитником от врагов. Особенно яркостью подробностей отличается сказание о Кузьме Минине, слышанное якобы от него самого. Известно, что на содержание военной рати нижегородцы дали ссуду под доход кабацких денег и затем получили свои деньги обратно. В повествовании Симона - бескорыстный дар, внушенный Сергием. Он три раза "являлся" к Минину. "Повелевал ему казну собирати и воинских людей наделяти и идти на очищение Московского государства". Не сразу поверил Минин, за то был наказан, "болезнуя чревом". Поверив же, не знал, как приняться за дело. Но в это время его выбрали в земские старосты и он познал в этом "начало Божия промысла". "В земской избе идеже аще обретатеся". Начал он говорить народу о необходимости идти на освобождение Москвы от поляков. Не все сразу откликнулись на его призыв. Сергий предсказал Минину, что "Юнии преже имутся за дело". Так и случилось: юноши первые стали побуждать своих отцов к подвигу и достигли цели. Нижегородцы "всего града за руками устроиша иже во всем Кузьмы слушати", - и Минин собою подал первый пример самоотвержения, "положив пред всеми настроение ратных людей" почти все свое имущество. За ним добровольно последовали и другие; скупых же и ленивых Минин заставлял жертвовать, потому что он "уже волю взял над ними по их приговору". Собрав казну, он позвал к Нижнему Новгороду смоленских дворян, блуждавших без крова "в Арзамасских местах", а затем из других мест, избрали своим вождем Пожарского и пошли в поход.
Самого похода не описал, но упомянул о чудесной перемене ветра, когда ополчение Минина и Пожарского тронулось в путь от Троицкого монастыря. Архимандрит Дионисий провожал его за прудом с иконами, в это время бушевал встречный ветер. По молитвам Сергию переменил направление, подул с тыла. Тогда "единым часом страх от всей рати отьяхся и на храбрость превратихся". "Охрабрившись", с радостию и бодро пошли к Москве.
Резюмируя случаи "чудесной" помощи Сергию в смуту и лихолетье, Симон пишет: "Если кто захочет узнать истину и умирение и тишину престание кровопролития крови христианской в Московском государстве и по всей России, како явление его (Минина) о собрании ратных людей на очищение Московскому государству, то все было молитвами и чудесами Преподобного Сергия".
Как отголосок Смуты, затихшей в центре, на южной окраине продолжал разбойничать атаман Лисовский, но 25 сентября 1616 года, в день празднования Сергия, был сброшен конем и убился до смерти около Стародуба в Комарницкой волости. Узнав об этом, царь Михаил отправил в Троицкий монастырь особую грамоту с описанием этого происшествия и приказал устроить по поводу этого нарочито торжественное моление "предивному помогателю чудотворцу Сергию", поразившему опасного врага "скорою смертию".
Как последний эпилог Смуты была неудачна для поляков интервенция 1618 года: ни Москвы, ни Троицкого монастыря Владислав осаждать даже не решился. В монастырской деревне Деулино после долгих и тяжелых переговоров заключили мир 1 декабря, - приписанный чудесной помощи Сергия. В память этого троицкие монахи построили там церковь его имени, переименовав деревню в с. Мирное, Сергия же стали величать "миротворцем" (Сказание Авраамия Палицына).
В Москве в 1641 году... наряду с другими житиями издано в сокращенном виде и житие Сергия. Оно не удовлетворило горячего и неутомимого агитатора его "святости", каким был ту пору казначей (1634-1646), а потом келарь (1646-1653) Симон Азарьин. По происхождению слуга княжны Милославской, при вступлении в монастырь внес 50 рублей вклада, некоторое время служил келейником Дионисия (Зобнинского), после смерти написал его "житие", затем "Повесть о разорении Московского государства" и тщательно собирал и записывал "Чудеса" Сергия; следуя примеру других монахов, пожертвовал в монастырь библиотеку 40 книг.
Симон взялся редактировать и подготовить к печати отдельным изданием полное житие Сергия. В основу его положил составленное Епифанием и Пахомием подробное житие, внес в него стилистические и другие поправки и присоединил. вновь записанные им 77 "чудес". По желанию царя Алексея Михайловича сдал в печать. Выпуск жития из типографии (1646 г.) сопровождался любопытным инцидентом. Справщики отнеслись с недоверием к "новоявленным чудесам" и напечатали только 35 рассказов Симона: настолько сказочны были остальные - "вменили их в случаи, а не в чудеса". Эти 42 рассказа на печатном дворе затеряли или уничтожили. Возмущенный Симон с еще большим старанием продолжал собирать сведения о "чудотворениях" Сергия и довел дело до конца. Но его новый труд был напечатан только на исходе XIX века в качестве памятников древней письменности, когда почти утратил свое агитационное значение.
В обширном предисловии к "Сказанию о новоявленных чудесах" с нескрываемым раздражением писал он в печатниках и упрямо отстаивал свою фантастику. Подробно перечисляет в нем сказания, характеризующие Сергия как небесного заступника за отдельных людей, городов и целом всей Русской земли. Настоящая апология этого мифа. "Не только в едином Российском государстве, но и во всех странах прославляется его имя величайшим именованием", - вот основная мысль произведения. В доказательство этого приводит, начиная с Куликовской битвы и до своего времени, все легенды о стратегической якобы помощи Сергия против всяких внешних врагов. В самых "сказаниях" новыми являются о Кузьме Минине, о полковнике Лисовском, и о "помощи и одолении воеводе Льву Афанасьевичу Плещееву на неверных калмыцких людей". Последние события относятся к 1643 или 1644 году, когда он находился в походе на верховьях далекого Яика. Сергий "явился" воеводе во сне, ободрил его, о чем последний наутро рассказал своим соратникам "и шед калмыцких людей побил и станы их повоевал и много полон взял, людей и верблюдов множество" и пр. Одним словом, "помощь и одоление даровал" не технический перевес над неприятелем, а именно Сергий.
Публикация - В. ВИШНЕВСКОГО. "Хотьковский вестник" №31 1992
