С. 3. Чернов. Исторический ландшафт древнего Радонежа. Происхождение и семантика (текстовая версия). Часть 3

Владение рода Дюденевых удалось проследить близ самого Радонежа. В с. Городок «Дуденевской» называют дорогу, которая ведет лесом на север, к впадению речки Подмыш в р. Пажу (рис. 7, № 45). На картах Генерального межевания (1768 г.) показана «Дуденева Пустошь села Городка священно и церковнослужителей», западной границей которой служила «Дуденевская» дорога (рис. 7, № 46). 1542/1543 г. здесь находилась деревня «Дуденева Момырева», принадлежавшая Троицкому монастырю (рис, 5, № 57)81. Локализация деревни близ Радонежа позволяет связывать ее с землевладением Тимофея Дуденева, который упоминается в меновой грамоте на пустошь Белухинскую как послух-сосед в 1455-1456 гг82. Судя по тому, что он назван в документе первым среди послухов радонежского волостеля (перед упоминавшимися выше сотником и доводчиком), можно предполагать, что Тимофей был одним из «слуг под дворским», т. е. входил во двор кн. Василия Ярославича, но не обладал иммунитетными правами. По всей видимости, д. Дуденева (Дюденева) принадлежала роду Дюденя уже в XVI в.

Археологические данные позволяют судить о том, как выглядела дер. Дюденева. В настоящее время земли пустоши Дуденевой покрыты глухим еловым слоем. В 1980 г. с помощью аэрофотоснимков было обнаружено место, на котором и древности располагалась деревня. Ныне оно представляет собой поляну (50 X 30м.), на которой сохранился непотревоженный культурный слой XIV-XVI вв. (селище Фелимоново-5, площадь 350 кв. м), пруд (10X2,5 м), следы старой дороги. Подобные поляны-селища, называемые местными жителями «оселками»83, - одно из удивительных явлений исторического ландшафта Радонежа (рис. 2).

Лес сомкнулся над полями, когда-то окружавшими селение, и подступил к самому месту двора, как-бы воссоздавая облик деревни Дюденевой в момент ее основания. Жизнь обитателей этого селения-двора наедине с суровой природой, вдали от Радонежа была очень тяжела. Но это искупалось скрытностью его на случаи татарского нашествия и близостью разнообразных угодий. В Дюденеве невольно вспоминаются страницы в Жития», посвященные первым годам пустынножительства Сергия, - настолько это селение напоминает нарисованную Епифанием картину обители «в Маковце». Пример Дюденева показывает, насколько сложившийся ко времени Сергия Радонежского тип пустыни, ее историко-ландшафтный облик глубоко коренились в быте московских волостей первой половины XIV в. Родство это носило не только внешний характер, но и отражало глубокие внутренние связи, осознаваемые современниками. Об этом говорит одно место в «Житии». Повествуя о «прогнании бъсов молитвами святого». Епифаний создает образ монастыря-селения - места, просветленного духом и противостоящего мраку демонических сил природы: «Хотяше бо диаволъ прогнати преподобнаго Сергиа от мъста того...бояся... яко нъкую весь наплънит (наполнит. - С. Ч.) или яко нъкую населят селитву, и яко нъкий възградть градец обитель священную и вселение мнихом съдълает въ славословие и непрестанное пение Богу».84

Расцвет Радонежа наступил с его переходом в начале 1370-х годов к князю Владимиру Андреевичу Серпуховскому. В годы княжения сына кн. Владимира Андрея Владимировича (1410-1425) Радонеж стал центром самостоятельного княжества85. В последней четверти XIV - первой четверти XV в. градостроительная композиция и структура расселения Радонежа обретают законченность и совершенство. Это было связано с двумя обстоятельствами: превращением Радонежа в город и формированием сел, визуально связанных с храмами удельной столицы (рис. 5).
Можно предполагать, что после построения в 1374 г. укреплений в Серпухове кн. Владимир Андреевич, возвел валы и в Радонеже86. В годы его княжения и в период правления его сына посад города вырос примерно до тех границ, которые фиксируются археологически (рис. 5). Об этом свидетельствует совпадение на территории посада ареалов красноглиняной (XV в.) и белоглиняной (XVI в.) керамики.

До нашего времени сохранились достоверные данные о трех храмах Радонежа. В крепости располагалась церковь Рождества. Около 1418 г. Епифаний Премудрый писал о ней как о существующей; она сохранялась еще в 1669 г.87 В 300 м к востоку от нее, на территорий посада, господствуя над окружающей местностью, стояла церковь Спасо-Преображепия. В 1616 г. По просьбе архимандрита Троицкого монастыря Дионисия и келаря Авраамия Палицына государь отписал на ее возобновление «повалушку» со своего двора в с. Воздвиженском88. Пространство между церквами представляло собой возвышенную гряду, вдоль которой, по данным раскопок, стояли жилые строения горожан89. У подножия этой гряды и напольного вала крепости проходила древняя Переяславская дорога («путь вселюдскый»). Путнику, двигавшемуся по ней со стороны Москвы, вид на Радонеж открывался с водораздела Вори и Пажи. Застройку города скрывали леса, над которыми господствовали лишь шатры и островерхие кровли церквей. Далее дорога спускалась лесом к долине Пажи. У реки неожиданно открывалась полная панорама города: крепостные стены, застройка посада по гребню холма, храмы Рождества и Преображения.

Имя третьей церкви Радонежа сохранилось в названии Афанасова поля. По воспоминаниям жителей, которые подтверждаются описаниями 1622-1624 гг., церковь стояла на месте нынешнего урочища Погост, в северной части поля (рис. 7, № 4,5, 21; рис. 5). Учитывая ее посвящение святым Афанасию и Кириллу Александрийским (рис. 6, № 36), можно предположить, что церковь была освящена в честь рождения в 1389 г. сына кн. Владимира Андреевича Ярослава-Афанасия90. Данные о могильнике в урочище Погост91 и то обстоятельство, что Переяславская дорога была ориентирована на церковь Афанасия, свидетельствуют о древности южной части посада.
Предание, записанное И. М. Снегиревым, говорит о существовании в Радонеже семи церквей и двух монастырей. Он писал ни этому поводу: «Судя но прежнему быту и обиходу, это было возможным, потому что церкви и монастыри строились очень малые, укромные»92. К. С. Аксакову житель с. Городок указывал места по меньшей мере двух храмов. В одном из них можно предполагать церковь Афанасия. Память о месте другого храма устная традиция в настоящее время утратила. Исходя из трассировки древних дорог и общего контура посада, можно предполагать, что эта, четвертая по нашему счету, церковь Радонежа располагалась примерно в центре современного села, а пятая - возможно, в северной части посада, на территории, которая в 1708 г, числилась как «церковная земля» (рис. 7, № 63; рис.5).

В период расцвета города от Радонежа к соседним городам и волостям прокладываются дороги., В северо-западном направлении пролегали пути на волость Тешилов, Дмитров, монастырь «на Хотькове» и дмитровскую волость Инобож. На север шла дорога на села Морозово и Никольское-Поддубское, на юго-восток к городку Шерпа и на Стромынский монастырь, основанный в честь победы над Мамаем, на юг - на села Воздвиженское, Муромцево и волость Ворю (рис. 5, 6).

Села начали складываться в округе Радонежа еще в середине XIV в., в период господства княжеско-волостного землевладения. Так сохранилось известие о том, что с. Киясовское принадлежало кн. Владимиру Андреевичу (рис. 5; 6; 7, № 106а). Видимо, тогда же возникло и с. Воздвиженское. Во второй половине XIV в. с развитием вотчинного землевладения появляются села, принадлежавшие боярам и служилым людям радонежских князей: с. Морозовское бояр Кучецких, Семенково - Скобельцыных, Короськово и Скрылево - Вороща Степанова, Борисовское - Бориса Копнина (рис. 5). Село Морозовское было основано на вершине холма, с которого открывался вид на Преображенскую церковь Радонежа. Воздвиженское и Скрылево также имели визуальные связи с городом. Борисовское возникло на уникальном с градостроительной точки зрения месте, с которого открывался вид как на Радонеж, так и на монастырь «на Хотькове» (рис. 5, № 71). Поля вокруг поселений были значительно меньших размеров, чем теперь, и храмы Радонежа просматривались на фоне сплошного залесенного пространства. Это определяло особый колорит пейзажей той эпохи: холм, на котором располагалось село, обыкновенно почти полностью был скрыт лесом, так что лишь само селение и храм оставались доступными обозрению. Расчет «бассейнов» видимости с колокольни Преображенской церкви показал, что селения и храмы основывались с большим искусством в пределах этих небольших «бассейнов», как например собор Хотькова монастыря94.
Композиционно-видовая структура окрестностей Радонежа не могла сложиться без влияния тех воззрений на роль храма в окружающем его пространстве, которые сформировались уже в 1350-е годы в Троицком монастыре. После введения общежитийного устава Сергии Радонежский «монастырь больший воздвиг, келий убо четверообразно сотворити повеле, посреди их церковь во имя Живоначальной Троицы, отовсюду видимо яко зерцало»95. Храмы Радонежа, Хотькова и окружающих их сел также мыслились современниками как образцы-«зерцала».

Для того чтобы убедиться, что в основе этого вывода лежит не поверхностная аналогия, необходимо коснуться религиозных, социальных и художественных связей, которые существовали между Троицким монастырем и Радонежем. В жизни кн. Владимира Андреевича духовное руководство Сергия Радонежского играло важную роль. Не случайно двадцатилетний князь, обстраивая столицу своего удела и замыслив создать «богомолью», приглашает для ее основания Сергия96. Посещения Троицкого монастыря были в обыкновении Владимира Андреевича, которому не могло не импонировать то обстоятельство, что светильник иночества Московской Руси находился в пределах его владения97. Влияние монастыря распространялось и на область художественных вкусов князя98. Воздействие Троицкого монастыря сказывалось и в среде бояр и служилых людей Радонежа. Ярким примером тому может служить история владельца с. Морозовского - рода Кучецких99, из которого происходил троицкий чернец Амвросии - выдающийся мастер резьбы по дереву и ювелир XV в.
Наблюдения над историческим ландшафтом Радонежа говорят о существовании неразрывной взаимосвязи между его формированием и складывающимися в XIV в. представлениями об окружающей человека природной и рукотворной среде. Эти представления органически впитали в себя восходящую к языческим культам идею сакрализации пространства (святилище Белые Боги и его окружение). Древнее почитание дубрав нашло свое развитие в предании о дубе Сергия, в котором символически выразилось учение о Живоначальной Троице. Восприятие ландшафта как некоей содержательной системы было заложено в традиционном знании природы, хозяйственном укладе и верованиях, после-монгольской волости.

Христианство принесло понимание религиозной ценности и значения «Богозданного» мира: «неповрежденной» природы, «целомудренной», подвижнической жизни человека. «Явилось место для чувства природы», которая мыслилась не как безразличная к человеку стихия, подлежащая культурному преодолению, но как «Божье творение», внутренне родственное людям100. Благодаря этому пространство воспринималось исполненным глубокого нравственного смысла101. Рассеянная повсюду благодать, по воззрениям той эпохи, проявлялась с особой силой в праведных местах, где даже помраченными грехом очами прозревалось «чистое ядро Божьего творения»102. Здесь уместно вспомнить образ одного из таких просвещенных духовной энергией мест: картину монастыря-селения, основанного «в словословие и непрестанное пение Богу», написанную Епифанием Премудрым с таким неподдельным чувством, что мы как будто слышим это пение, заглушающее «звериный вой» «мира сего» и раздвигающее, подобно свече, мрак ночи.

Монгольское нашествие, поставившее «мерзость запустъния» «на мъсте свягъ», казалось, должно было погасить веру в реальность земных светильников вечной жизни. Но эта вера не только не ослабла, по заострилась, чему в немалой степени способствовало знакомство с достижениями богословской мысли Византин, особенно ее исихастского направления. Так, в XIV в. получило распространение учение Дионисия Ареопагита об «образцах» или идеях-волениях, посредством которых тварное «причащается» творческим божественным энергиям103. По Григорию Синаиту, «тот, кто возвышался к Богу, благодатию Св. Духа видит как бы в зеркало всю тварь световидною»104. Влияние учения об «образцах» проявилось к поставлении Сергием церкви Троицы, видимой отовсюду «яко зерцало», что, в свою очередь, оказало воздействие на всю композиционно-видовую структуру Радонежа.
Для изучения представлений XIV в., которые лежали организации пространства, большое интерес представляет повесть об основании Высоцкого монастыря. Повесть сообщает, что по просьбе кн. Владимира Андреевича Сергий Радонежский «своима рукама трудоноложныма церкви основу положиль и монастырь назнаменалъ», т. е. обозначил и освятил место будущей обители 105. Основание храма мыслилось как узнавание «божественного смысла» в природе. Подобно «знаменателям», кладущим очертании будущей фрески, люди той эпохи «устраивали» окружающую их природу.

Знаменование состояло в совершении крестного знамении над освящаемым предметом. Так, при межевании на дереве делалась зарубка-метка в форме креста («знамя»), ставя даже этот простейший элемент ландшафта в связь со всей иерархической структурой осмысленного человеком пространства106. На высших уровнях этой структуры находились освященные места: по преданию, Сергий Радонежски и «крест положил» на одном из камней святилища Белые Боги107. Важной формой смыслового прочтения ландшафта являлась также топонимическая система, которая сложилась в Радонеже в XIV-XV вв. Ландшафт, таким образом, вводился в иерархию реальных аналогий, и которой, по словам Дионисия Ареопагита, «каждый чин... по мере своих сил принимает участие в делах Божественных, совершая благодатию и силой, дарованной от Бога, то, что находится в Божестве естественно и вышеестественно»108.

Крестное знамение имело, в свою очередь, смысл «запечатления», т. е. наложения духом знаков на косное вещество. Теория сфрагидации была развита Григорием Нисским. «Согласно этой теории, - отмечал П. А. Флоренский в письме И. И. Вернадскому в 1929 г., - индивидуальный тип - человека, подобно печати и ее оттиску, наложен на душу и на тело так, что элементы тела, хотя бы они и были рассеяны, вновь могут быть узнаны по совпадению их оттиска и печати, принадлежащей душе. Таким образом, духовная сила всегда остается а частицах тела, ею оформленного, где бы они и как бы ни были рассеяны и смешаны с другим веществом»109.

В условиях владычества Орды, когда под угрозой находилось само существование Северо-Восточной Руси, представлении о подлинной реальности мира христианской культуры в целом и каждого ее образа в отдельности (будь то храм, селение, обетный крест или их название) являлось необходимым основанием для сопротивления игу и укрепления национального самосознания. Лишь беспрецедентная открытость ко всему внутренне прекрасному, которой достигло религиозное сознание XIV в., позволила понять и полюбить суровую и скудную природу русского Северо-Востока. Это миросозерцание побуждало сохранять память о деяниях предков, рождало историческое видение жизни, которое пронизывает культуру XIV в. В силу этого и контексте раннемосковской культуры ландшафтная среда Радонежа несла в себе подлинно историческое содержание.

Источник публикации: Полная текстовая версия исторической работы С. 3. Чернова. "Исторический ландшафт древнего Радонежа. Происхождение и семантика". Опубликовано в журнале "Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология". Москва. "Наука" 1989 год.
ISBN 5-02-012680-2